"Я установил: ты виновна в том, что мечтаешь о добром,
и приговариваю тебя к пожизненной работе
во исполнение твоей мечты"

Орсон Скотт Кард

 

Прочитал недавно мемуары Егора Кузьмича Лигачёва: "Предостережение". Это, если кто запамятовал, был такой советский высший партийный деятель, активно работавший с 60-х годов и до самого распада СССР. После выхода в отставку он изложил свои воспоминания на бумаге. Судя по "заусеницам" стиля -- не без чьей-то литературной помощи, ну да не в этом дело. Интерес был взглянуть на распад СССР глазами человека, отчасти страной управлявшего, во многом её построившего. Видящего мир и будущее совсем не такими, какими они стали сегодня. Имеющего мнение "с той стороны".

Сразу скажу, никаких глубочайших откровений я не получил. Но, читая, обнаружил множество параллелей между тем, что тогда видел, что делаю сегодня, и рассказами этого человека. Поэтому, в общем, данный текст имеет к его мемуарам не такое уж и прямое отношение. Скорее это мои мысли, но в чём-то порождённые словами Лигачёва.

Хочу также предупредить, что законченным литературным произведением этот текст не является. Скорее, он просто коллекция, и коллекция более вопросов, нежели ответов.

--- 0 ---

Прежде всего, Лигачёв, как мне кажется, старался писать объективно, по возможности честно отображая все стороны событий. Правда, между "старался" и "получалось" разница большая, и оттого его тексты всё равно страдают серьёзной коммунистической однобокостью. Стиль тоже неидеален: часты прыжки с темы на тему, прихрамывает последовательность изложения. Но текст, всё-таки, честный, и содержит интересные факты и мысли.

--- 1---

Развал крупной управленческой системы изнутри может произойти по трём причинам:

а) случайная вовремя не исправленная ошибка, от которой нет спасения ["кинетическая неустойчивость"]. При хоть сколько-то соображающем руководстве это редкость.

б) раскол/предательство – когда одна часть власти начинает подгрызать вторую. Все силы уходят на внутреннюю борьбу и в итоге внешние враги, как бы ничтожны они ни были, одерживают верх.

в) истощение моральной "кормовой базы", он же основной жизненный и управленческий принцип, она же Главная Идеология. В последнем случае, даже несмотря на полную сплочённость и безошибочность партии, мелкие обвальчики, противоречия начнут нарастать со всех сторон, и крах становится неизбежен.

Лигачёв не особо силён в экстраполяционном анализе. Он тщательно, аккуратно описывает события, которые видел, вроде бы верно их разбирает, но всё это на какой-то "короткой мысли", без умения копать до глубинных первоисточников проблем и их последствий.

Так, по его описанию выходит, что обвал СССР в 87-91-м годах был связан исключительно с факторами типа а) и б), как то: упущение момента НТР; поспешность разработки нового закона о выборах (87-88?); интриганство Яковлева и вызванный этим радикализм прессы; запуганность Горбачёва "синдромом Хрущёва" и как следствие его вечно "запаздывающая политика". Соглашаясь, что все эти явления в целом действительно имели влияние (жил, видел), мне лично всё-таки хочется сделать вывод о том, что в реальности произошло событие именно типа в): "обвал" идеологической базы коммунизма в населении. Аргументами, поддерживающими это мнение, я бы назвал следующее:

1. Случайные ошибки и мини-расколы в партии бывали и раньше. Но их всегда успешно переживали.

2. Чрезвычайно высокая скорость обвала. Фактически, за 6 лет, от 85-го до 91-го, страна прошла путь от всеохватывающего социализма до антикоммунизма. Энергия, с которой это совершалось, с которой происходили социальные потрясения, была настолько высокой, что кажется невероятной "раскачка" её за какие-то 6 лет из нуля. Скорее, социальное напряжение, связанные с ним противоречия были уже весьма высоки к 85-му году. И стоило Партии лишь чуть ослабить контроль, малость "сдать" идеологическую работу, как крышку этого котла сорвало к чертовой бабушке. Вспомните, с какой воистину дикой скоростью вдруг полезли из-под ковров всяческой масти националисты, бандиты, экстрасенсы, религиозные вожди, воры транснационального масштаба. Вся эта шушера не могла за 6 лет вырасти из ничего; думаю, она была и раньше, просто ей не давали развернуться.

А это значит, что коммунизм как основная объединяющая идеология, вероятно, работал уже слабо, будучи заменён скорее примитивными "подавляющими" структурами. При этом в 60-х, если верить Лигачёву, всё было иначе. Глядя на Академгородок, к строительству которого Лигачёв приложил самое непосредственное и позитивное участие, думаю, с автором стоит согласиться: коммунизм, как идеология, тогда действительно работал.

К сожалению, в его книге я почти не увидел попытки понять, что же "подрубило" коммунистическую идеологию.

--- 2 ---

Лигачёв немало рассказывает про свой стиль организации, управления. Занятно, что многие приёмы совпадают с развитыми в MS (и, вероятно, других местах). Схожие условия эволюции порождают сходных существ.

Утро: просмотр срочных сообщений; планирование дня. Я делаю то же самое, причём пришёл к этому совершенно сам!

Селекторные совещания, особенно зимой 84/85: узнать обстановку; раздать указания высокого уровня; проконтролировать выполнение. Схема, безотказно работающая во всякой "пожарной" ситуации!

Необходимость регулярного выезда "в поле", к людям, для сохранения ощущения жизни.

--- 3 ---

Я сильно подозреваю, что всякое общество проходит, зачастую циклически, через следующие стадии баланса воровства и производства:

1. Когда ресурсов настолько мало, что под угрозой находится выживание вида, устанавливается та или иная форма жёсткого общественного контроля за их распределением. Ведь каждый акт незаконного присвоения ресурса очень больно бьёт сразу по многим. Поэтому его трудно скрыть, а наказание за воровство весьма жестоко. История изобилует примерами такого рода, особенно в голодные годы: расстрелы за кражу одной пайки и т.п.

2. Воровство снижается. При грамотной производственной политике и некоторой удаче благосостояние страны начинает расти. Ресурсов становится больше, накапливаются даже излишки, но они по-прежнему в значительной степени обобществлены и жёстко контролируются.

3. В то же время акт воровства, при равных объёмах, становится уже меньшим социальным злом. Ибо когда еды или лекарств вдоволь, кража тюбика пенициллина вряд ли приведёт к чьей-то смерти. Но социальным отношениям, и в особенности законам, всегда свойственна некоторая инерция; поэтому, по инерции, за воровство по-прежнему продолжают жесточайше наказывать.

4. В общественном сознании начинает возникать и укореняться мысль о несоответствии тяжести проступка и наказания, когда речь идёт о воровстве. "Как так – в лагеря на 25 лет за один колхозный колосок?!!" В немалой степени укреплению этой мысли способствует "идеологическая работа" и жалобы ранее за воровство наказанных, либо оным не гнушающихся.

5. Ресурсы, тем временем, продолжают накапливаться, и приходит своего рода «развитой социализм»...

6. В какой-то момент либо наказание за воровство официально ослабевает; либо общество просто кладёт на этот закон, как на кажущийся бессмысленным, и общественное богатство принимаются помаленьку растаскивать. При этом возможны как скрытые формы присвоения чужого (кража), так и относительно открытые – обогащение за счёт эксплуатации, спекуляция, "серый" бизнес. Возникает и нарастает социальное неравенство.

7. Здесь всё зависит от инерции ряда тонких моментов.

Либо производственные мощности справляются с присвоением, так что ресурсов, в принципе, хватает. Тогда получается "развитой капитализм" :)

Либо нет, и тогда общество вскоре упирается в нехватку ресурсов.

8. Важно осознать, что в этот момент прямо или косвенно воруют уже многие. И когда до людей вдруг доходит, что богатства на всех воров не хватит, начинается паника! Тащщить принимаются все, даже почти честные люди, и всё, что только можно! Вплоть до лампочек в сортирах. Ибо становится кристально ясно: тем, кто не включится в эту игру прямо сейчас, не достанется ничего уже через час.

9. О производстве, не говоря уже о каком-то там его развитии, ясен перец, никто в такой ситуации не задумывается. Всё стремительно рушится. Экономика пикирует в жопу. И приходит день, когда воровать становится особо-то и нечего, ибо всё более-менее ценное уже украдено и охраняется жлобастыми мордоворотами.

10. Здесь, опять же, всё зависит от глубины этой жопы. Если нищета доходит до такого уровня, что народ голодает, то поднимается бунт, кровавый и беспощадный. Власть ставят к стенке, остатки уцелевшего добра обобществляют по схеме "а всё взять и поделить!", и страна отправляется к п.1 данной последовательности учить уроки истории по новой.

11. Если же задница не слишком глубока [читай: с голоду никто не мрёт], то нищета может продолжаться бесконечно долго. Страна киснет на задворках третьего мира, смотрит и производит "мыльные оперы", и так до тех пор, пока она либо совсем не исчезнет, либо что-то вокруг резко не изменится. Очевидно, сильным странам весьма даже выгодно помогать подобным отщепенцам, дабы навеки удерживать их в этом полуподжопном состоянии. Ибо ухудшение обстановки в них приводит к п.10 с непредсказуемыми для мировой политики последствиями.

Каждый раз, закончив писать подобный текст, я неимоверно удивляюсь: подумать эту мысль заняло ну от силы пару секунд, между тем на изложение, смотри-ка, ухлопано полчаса!

--- 4 ---

О! Интересно. Не то чтобы особо ново, но почти теми же словами, какими я подумал об обречённости перестройки году ещё в 90-м: "Многие из нас вышли из села. Давайте вспомним: когда крестьянин, собравшись со средствами, силами, затевает новый, просторный дом, он ведь, занимаясь этим непростым делом, продолжает жить в доме старом. И уж потом, когда все готово, сносит старое строение. Мы же поступили иначе: не создав ничего нового, поспешили разрушить старое. А где жить?"

--- 5 ---

Весьма небезынтересно объяснение Лигачёва по истокам расстройства экономики в 88 году и позже:

"Кроме того, за многие десятилетия в нашем народном хозяйстве, где высока доля гигантов индустрии, возникли очень сильные монопольные тенденции. Для плановой экономики они не страшны, поскольку кооперационные поставки жестко регулировались. Но едва промышленность «отпустили» на договорные связи, как монополисты буквально задушили потребителей ценами. Вдобавок многие заводы начали задыхаться от нехватки сырья.

Госзаказ был резко снижен в машиностроении и других обрабатывающих отраслях, а в базисных, особенно топливно‑энергетической, он остался практически стопроцентным. Это поставило, в частности, угольщиков в очень невыгодные экономические условия — им многое приходилось покупать уже по договорным ценам, а продавали‑то они уголек только по государственным. Это явилось одной из причин мощных шахтерских забастовок, впервые вспыхнувших уже летом 1989 года. Иными словами, радикализация плана на 1988 год создала предпосылки для серьезных политических потрясений. И в данном случае имею в виду не только шахтерские забастовки, но также развитие событий в прибалтийских республиках.

 

Прибалтийская промышленность, «сидящая» в конце производственной цепочки, ориентированная в основном на выпуск готовой продукции, продолжала исправно получать по государственным ценам сырье, однако половину изделий стала продавать по высоким договорным ценам. Если шахтеры оказались в явном проигрыше, то прибалты, наоборот, — в выигрыше. Они обрели возможность искать покупателей повыгоднее, что стало импульсом к разрыву давно налаженных связей с потребителями в других регионах страны, подтолкнуло «республиканский эгоизм», идею регионального хозрасчета. "

 

--- 6 ---

Ага! Ближе к концу Лигачёв даёт-таки свой ответ на вопрос "Случайность или закономерность?" Он полагает, что социалистический строй отнюдь не исчерпал себя; что перестройка была необходима, неизбежна, и вполне возможна. Приводит ряд интересных аргументов в пользу успешности социализма:

* СССР достиг довольно высокого уровня экономического развития (по Лигачёву – едва ли не 2-го в мире), при этом не имея колоний и не используя дешёвый труд и ресурсы бедных стран. Во многом верно!

* СССР внёс решающий вклад в разгром фашизма. Хрен бы это получилось при слабой экономике или неустойчивом строе!

* СССР дважды сумел подняться и восстановиться после разрушительнейших войн, причём оба раза вполне самостоятельно.

* СССР первым вышел в космос; он же достиг мирового уровня успехов в науке.

* В СССР была ликвидирована безграмотность и на очень приличный уровень было поставлено образование.

Разумеется, здесь возникает вопрос: а какой ценой получено всё это? В прессе есть немало утверждений что, мол, все успехи были достигнуты жестоким принуждением собственного народа; что за ними стоял рабский труд зеков и угроза тюрем. Что вправду имели место такие события, как:

* Голод на Украине (его пережила и помнит моя бабушка!) и перегибы в коллективизации.

* Лагеря и рабский труд.

* Массовые насильственные переселения народов.

* Массовые репрессии.

* Слабая готовность к войне с фашизмом, вызвавшая большие потери в людях и территории, особенно в первые полгода.

* Подавление инакомыслия в культуре (сам читал многие "официальные" книжки этого толка!).

* Подавление свободы передвижения (прописка; а в 30-40-х, кажется, вообще нельзя было просто так уехать из села в город?).

Фактически, вопрос сводится вот к чему: а мог ли СССР достигнуть тех же, или хотя бы сопоставимых, успехов, без вышеназванных загибов? Лигачёв явно считает, что да. Я по-прежнему глубоко сомневаюсь; но, по крайней мере, благодарен ему за грамотную постановку вопроса и возможность взглянуть на проблему менее однобоко, нежели было принято в прессе 88-99 годов.

--- 7 ---

Лигачёв справедливо отводит главенствующую роль национализму в распаде СССР. Я сам тогда жил в Средней Азии, многое видел и знаю, что там происходило, не понаслышке.

В то же время, мне представляется, национализм стал лишь последним, наиболее видимым симптомом развала. Вроде высокой температуры, которая может убить при гриппе. Температуру можно и должно сбивать; но главная болезнь – грипп, и лечить надо именно его. В данном же случае главной проблемой, "гриппом", я полагаю потерю "идеологического захвата" населения.

Лигачёв, как мне кажется, абсолютно не замечает очень важную компоненту жизни любого крупного сообщества – а именно, психологически-идейную. Рост благосостояния народа, и в особенности его образованности, на определённом этапе приводит к усилению критичности по отношению к любой идеологии. При сытом пузе и избытке свободного времени у образованного человека возрастает потребность в изучении альтернативных взглядов; в понимании тонкостей, сложных мест в идеологии; растёт способность замечать упрощения, искажения, внутренние противоречия, и желание их разрешить рациональным путём.

Между тем, как вспоминается мне по ещё виденным книжкам, газетам, журналам 70-х и 80-х годов, рост качества и сложности коммунистической пропаганды безнадёжно отставал от роста культурно-идеологических запросов населения, в особенности наиболее образованных, участвующих в нахождении сложных решений, его слоёв. Читать прокоммунистические статьи и книжки было убийственно скучно! В них отсутствовала искра, убедительность, талант. Это бросалось в глаза даже мне, пятнадцатилетнему пацану!

Вот, скажем, советская фантастика, в 50-80-х насквозь пропитанная коммунизмом, его рупор как минимум на 50%. Прочёл я её в детстве столько, что до сих пор самому удивительно. И что? Из всех тонн этой макулатуры я могу припомнить два (4, если с натяжкой) убедительных и талантливо написанных произведения, продвигавших коммунистические идеи. Да и те принадлежат лишь двум авторам: Стругацким и Гансовскому. Впрочем, стоит отметить ещё Ефремова. Всё. Всё прочее – либо идеологически нейтрально, либо бесталанно, либо невыносимейшая тягомотина, выблёвывание нужных слов через силу "на заказ". В том числе, кстати, и многие вещи того же Гансовского.

Где были все таланты? Почему не удалось поднять уровень пропаганды коммунизма выше уровня деревни 20-х годов? Связано ли это с ограниченностью самого коммунизма, либо с какими-то просчётами его лидеров, допущенными ещё в 60-х годах? Я не знаю. Но я отчётливо вижу, как вышло, что радикальные демократы, раз дорвавшись до прессы, за какие-то 5 лет наголову разбили официальную пропаганду. Ведь это же даже нельзя назвать войной! Это было избиением младенцев, расширением в вакуум. При всех передёргиваниях, "желтизне", кривости публикаций тех времён они были на порядок живее, острее, убедительнее официальной линии. Нет ничего удивительного в том, что они сумели овладеть умами [хотя бы временно] столь обширных слоёв населения. Ну а после того, как главный идеологический канал от Партии был для этих слоёв "заглушен", не составило особого труда завершить начатое и взять власть в свои руки. Дальнейшее в описании не нуждается.

Неудивительно, что Путин так стремится захватить СМИ и сохранить контроль над ними. Но удастся ли ему удержать эмоциональную, событийную "живость" потоков информации? Если нет, то история, увы, повторится. И будет повторяться, пока мы не выучим этот урок.

01.2007